Герои Букрина

В последнее время литература про войну потеряла былую шаблонно-пропагандистскую окраску и стала удивлять невероятными подробностями казалось бы давно изученных тем. Это как из под облезлой росписи проступает истинный шедевр, замазанный неблагодарными современниками. И это хорошо, это радует. Сегодня можно, модно и наверное нужно развенчивать некоторых картонных героев и рассказывать о настоящих, о тех которые «у неизвестного посёлка, на безымянной высоте». И вот, спустя десятки лет, один участник 2МВ бесстрашно ринулся срывать геройские лавры со своих однополчан. Тут как в песне и высота будет и посёлок, только не неизвестный, а положивший начало кровавому Букринскому плацдарму на Днепре. И герои будут не из фильма (нет ещё такого фильма), а удостоенные звания Герой Советского Союза с обязательным вручением Золотой Звезды, ордена Ленина и грамоты Президиума Верховного Совета СССР.

Итак по порядку, разоблачитель – полковник в отставке Александр Лебединцев. Ему слово: «За единственную переправу ночью на лодках без вражеского воздействия, бои в первый день и полученные ранения пехотинцы-герои получили по две награды, так как у них было записано, что, «получив ранение, не покинул поле боя». Ясно, что каждый из них не покидал свой окоп до наступления темноты, т.к. русло реки буквально «кипело» от разрывов вражеских бомб, снарядов и мин. Примечательно и то, что за единственный рейс ночью пехотинцы удостоились Золотой Звезды. А повар комендантского взвода штаба полка за десять рейсов в течение пяти суток в дневное время доставлявший еду в термосах на лодке под разрывами, где и получил тяжелое ранение, был награжден только медалью «За боевые заслуги» и знаком «Отличный повар». Командир нашего полка майор М.Я. Кузминов получил звание Героя, а его ординарец, находившийся с ним безотлучно, получил только медаль «За отвагу», хотя гораздо больше подвергался опасностям при доставке приказаний и донесений. Как могло такое произойти, задаст вопрос читатель? Представления готовились писарями с кругозором колхозного счетовода, которые могли в лучшем случае записать солдата в книгу учета или заполнить «похоронку», а их заставляли делать работу по меньшей мере военного журналиста».

Вот она сермяжная правда! Оказывается не тем Героя дали и не за то. Примечательно, что в своих статьях имена незаслуженных героев Лебединцев не указывает, а вот своего командира,  майора Кузминова М.Я. он трепет часто и походя - смотрите мол какой вопиющий образец несправедливости: Кузминову Звезду дали, а повару нет!

А давайте и вправду посмотрим на этого Героя - Гвардии майора Кузминова Михаила Яковлевича, 1910 года рождения, уроженца маленького посёлка в Ставропольском крае. В армию он пошёл, чтобы не умереть от сталинского голода, побыв сверхсрочником поступил в бакинское военное училище и стал комвзвода (лейтенантом). Как говорится призванием тут и не пахнет, от сохи да в командиры. В 1941 лично у генерала Толбухина добился перевода из Тбилиси в действующую армию и с июля 1941 приступил к выполнению своих непосредственных обязанностей на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками. На Кавказе удостоился первой награды – ордена Красного Знамени и серьёзного взыскания. Комдив  требовал расстрелять Кузминова, но командующий Семён Михайлович Будённый внезапно вступился за молодого офицера и спас. Несмотря на генеральский гнев Кузминов без понижения вернулся в свою часть. На полк он пришёл с должности  начштаба полка. Предыдущий командир, майор Бунтин был снят с должности за пристратие к лихим лобовым атакам и неоправданно высокие потери среди солдат. Кстати в 1944 Кузминова наградили наивысшей наградой за полководчиские заслуги на уровне комполка - орденом Суворова III степени. Вот в кратце информация к размышлению.

Теперь вернёмся к Лебединцеву и поинтнересуемся, а имеет ли он основания говорить, что: «Самые достойные получили вместо геройства ордена Красного Знамени или Отечественной войны 2-й степени, а второстепенные – геройство»?

Комполка у «документалиста» Лебединцева оказывается «второстепенный». Ну да ладно. А знает ли кто где грань героизма? Кто знает когда человек уже Герой, а когда ещё на 7% не дотягивает? Мне могут возраить – у наград есть статут, где чётко сказано, что к примеру орден Отечественной войны I степени удостаивается тот, «кто лично уничтожил 2 тяжёлых или средних танка противника» или звезда матери-Героини вручается «матери, родившей и воспитавшей десять детей». Подбил ты 1 Pz VI (он же Тигр) или произвела 7 детей – иди работай, тебе ещё многое предстоит. Срабатывает арифметика. А если в статуте обтекаемо - «за личные или колективные заслуги перед Советским государством»? Тут калькулятором не обойдёшся. Тут НАДО разобраться, в детали вникнуть, на человека взглянуть. Так давайте коллеги это с вами и сделаем.

Слева направо: В.И.Петров, А.З.Лебединцев, М.Я.Кузминов, А.Д.Нестеренко, Т.Ф.Ламко.

Сразу настораживает – почему Лебединцев так тянул с откровениями? Вот бы ему сказать Кузминову правду-матку в глаза: «Не могу я вам пожать руку, Михаил Яковлевич! Чужую звезду носите! Повару она принаджлежит, повару!» Но не сказал, ни на войне, ни после. Подождал пока Герой умер, собрался с духом и обличил, прикрываясь таинственной фразой: «Роль генералов и комиссаров, в соответствии с указаниями которых перелицовывали историю войны, стала выглядеть явно несоразмерной их личному вкладу в конечный результат сражений... Тем ценнее свидетельства немногих оставшихся в живых рядовых участников событий, их верный взгляд на бои и сражения "из окопа". Смелая мысль.

«Документалист» призывает не слушать генералов, а выслушать рядовых, но говорит всё время исключительно от себя и ссылок на солдатские мемуары не даёт. Соответственно и проверить мы вроде не можем и должны впасть в доверчивость. Лично я к этому не склонен. Однако кое-какие имена у Лебединцева всё же проскочили и тут он дал маху! Первый же поход в библиотеку выявил, что упомянутые люди не только выжили в той кровавой мясорубке, но и написали мемуары и даже их напечатали. Рассказывая про Букринский плацдарм автору следовало бы сразу радостно сообщить несведущему читателю, что его однополчане оказывается написали мемуары. И там есть имена и даже подвиги удостоиных и не удостоинных звезды геройской. Но Лебединцев требует, чтобы верили только ему, сидевшему в штабном окопе вырытом женскими руками. Только он знает кто герой, а кто "второстепенный".

Положим Лебединцеву-негенералу можно верить. А воспоминаниям им же упомянутого Зайцева верить уже нельзя (Зайцев-то генерал-полковник).

А давайте спросим: почему? А что собственно мог видеть Лебединцев из своего верного окопа такого, чего не мог узреть Зайцев? Кстати Александр Зайцев тогда командовал взводом разведки полка, не раз ходил за линию фронта и вёл ударную группу из 30 человек, которые первыми переправились через Днепр и завязали бои за плацдарм. Ну-ка глянем где же был в тот час Лебединцев? Ему слово: «В ту пору я был заместителем начальника штаба 48-го стрелкового полка по оперативной работе. В мои обязанности входило записывать боевые приказы и доводить их в батальоны, писать каждый день два боевых донесения в штаб дивизии». Так вод где находился его окоп! Выходит обличитель то в штабе окопался! Но записывать боевые приказы - это тоже очень смелая работа и главное позволяет заявить: «мои воспоминания вполне документальны не на основании газетных строк тех лет и мемуаров больших начальников, а взяты из первоисточников». Что ж, ладно, посмотрим, что может документально рассказать о кровавой битве первоисточник в чьи обязаности входило строчить по два боевых донесения в день.

«За единственную переправу ночью на лодках без вражеского воздействия, бои в первый день и полученные ранения пехотинцы-герои получили по две награды, так как у них было записано, что, «получив ранение, не покинул поле боя». Ясно, что каждый из них не покидал свой окоп до наступления темноты, т.к. русло реки буквально «кипело» от разрывов вражеских бомб, снарядов и мин. Примечательно и то, что за единственный рейс ночью пехотинцы удостоились Золотой Звезды».

Заметьте, эти слова Лебединцев сказал сам и под ними подписался. Вот с этих слов мы и начнём наше исследование.

Лебединцева возмущает, что солдаты получили двойную награду, за то что будучи раненными оставались в окопах. Напомню, что сам Лебединцев в то время находился совсем в другом окопе, который был отделён от окопа где вели бой раненные солдаты 700-метровым руслом реки, которое «буквально «кипело» от разрывов вражеских бомб, снарядов и мин».

И тут вырисовывается преинтересная картина. Получается и герои Бреста не были героями. Ведь они израненные и голодные неделями держали оборону в немецком тылу просто потому, что не могли уйти. Какой же тут героизм? В июне 1941 наши солдаты израсходовав патроны и задержав врага насколько смогли подрывали себя вместе с ДОТами. И это по логике Лебединцева тоже не героизм, поскольку солдаты просто не могли выйти в тыл. И экипаж легендарного КВ-2 погибший под Расеняем тоже ну никак не героический. Танкисты сдерживали продвижение целой немецкой дивизии, но при этом были окружены, вероятнее всего ранены и просто не могли уйти к своим.  А согласно Лебединцеву если раненный солдат воюет не имея возможности отступить, то он не герой. А если вдруг и герой, то совсем второстепенный. Про партизанов и разведчиков я вообще молчу.

«Командир нашего полка майор М.Я. Кузминов получил звание Героя, а его ординарец, находившийся с ним безотлучно, получил только медаль «За отвагу», хотя гораздо больше подвергался опасностям при доставке приказаний и донесений. Как могло такое произойти, задаст вопрос читатель? Представления готовились писарями с кругозором колхозного счетовода, которые могли в лучшем случае записать солдата в книгу учета или заполнить «похоронку», а их заставляли делать работу по меньшей мере военного журналиста».

Итак проследим возникновение Букринского плацдарма.

Советские войска сломив у немцев волю к сопротивлению стремительно двигались к Днепру. Однако немецкое командование довольно успешно сумело переправить свои силы и тылы на правый берег готовясь удерживать Восточный Вал. Гебельс даже заявил, что скорее Днепр потечёт в обратную сторону, чем Красная Армия форсирует реку.

В этих услових, советское руководство решило, что Днепр надо пересекать сходу, не дожидаясь подхода своих инженерных частей и брать немцев врасплох. Поэтому важную роль играло стремительное и скрытное выдвижение к намеченым местам переправы. Кузминов вспоминал «На одном из привалов наш 48-й полк догнал командир 38-й стрелковой дивизии полковник А.В. Богданов. Он собрал офицеров полка и провёл краткое совещание.

-...Враг на Днепре будет упорно сопротивляться. Наша же задача состоит в том, чтобы форсировать реку с ходу, не ожидая прибытия табельных переправочных средств. Нужно действовать быстро, использовать фактор неожиданности, не дать противнику опомниться...

До Днепра оставался один дневной переход. Нужно было, в соответствии с приказом комдива, скрытно подойти к селу Городище, сосредоточиться в лесу и начать подготовку к форсированию Днепра».

Но «документалист-очевидец» Лебединцев начинает мягко говоря отклоняться от действительности с первых же строк: «В 14 часов мы прибыли в село Городище, которое было примерно в трех километрах на нашем берегу реки…  Задачу получали устно - от командира дивизии полковника Богданова командир полка майор Кузминов, начальник штаба майор Ершов и полковой инженер лейтенант Чирва. У всегда бодрого и деятельного майора Кузминова появилась в действиях какая-то апатия, у начальника штаба - тоже».

Даже рассуждая логически ясно, что приказ на форсирование Днепра не ставится внезапно на самом берегу и требует скрытного выдвижения в район переправы. Вот пример: перед началом Висло-Одерской операции на плацдарм отправился командующий 1-ой танковой армией Катуков. С ним отправились ещё 9 человек «все поехали... в одной машине, чтобы не демаскироваться. По этой причине никто не надел танкистских комбинезонов, а мы с Катуковым облачились в офицерские шинели». (Попель, «Впереди Берлин»). Вот как готовились к форсированию серьёзных рек и Днепр не был исключением. И это было общей практикой и это правильно. Лебединцев зачем-то решает отклониться от правды излагая свою версию, которая даже логически ущербна.

Может это Лебединцев узнал о форсировании только в Городище, а Кузминову и другим офицерам это было известно ещё на расстоянии суточного марша от Городищ. Кстати к Городищенским лесам полк вёл майор Гордатий, а Кузминов на свой страх и риск отлучился с марша с первым батальоном чтобы поддержать танковую часть, которой не хватало пехоты для захвата Переяслова. Это было нарушением приказа  комдива, но Кузминов, как верно заметил Лебединцев был деятельной личностью. После захвата города, к шести часам утра батальон вместе с колонной пленных немцев нагнал свой полк уже стоявший в лесу у Городищ. «Связавшись с комдивом, я доложил ему о рейде в Переяслов. Богданов слегка пожурил меня за самовольные действия, но узнав, что Переяслов взят и что захваченно много пленных и большие трофеи, а мы не понесли никаких потерь, сказал:

-Честно говоря, поступил ты правильно. Ведь если бы вражеский гарнизон остался у нас в тылу, это создало бы определённые трудности. А теперь готовся к форсированию Днепра. Дополнительной команды не жди – готовь плавсредства». (Кузминов, «О боях пожарищах, о друзьях товарищах»). Так что никакого внезапного устного приказа на форсирование Днепра полученного от Богданова в Городищах и приведшего комполка Кузминова с начштаба Ершовым в апатию просто не было. Лебединцев снова магко говоря отклоняется от реальных событий. Лебединцев говорит о полке однобатальонного состава и мы знаем, что переправа предстояла на подручных средствах. Знал всё это и Кузминов. И тем не менее накануне рискованного форсирования и тяжёлых боёв за удержания плацдарма Кузминов фактически самовольно решается на штурм Переяслова. И кстати успешный штурм. В случае неудачи его бы ждали серьёзные последствия, но Кузминов не только соглашается помочь танкистам, но и сам ведёт людей беря всю ответственность в этой ситуации на себя. Врядли такое поведение выглядит апатией, скорее уверенностью в себе, в своих людях и ответственностью за общее дело. Одобрительная реакция Богданова на захват Переяслова подтверждает, что Кузминов правильно оценивал положение и умел видеть происходящие не только в узких рамках поставленной задачи. Дай Бог всем такую апатию!

В этом свете вообще не лезет ни в какие ворота заявление Лебединцева, что узнав о предстоящей преправе ВСЕ кроме лейтенанта Чирвы потеряли самообладание! Напомню, что накануне форсирования широкого и быстрого Днепра в сапёрном взводе Чирвы оставались только сержант и ездовой с повозкой. У командиров были все основания для так сказать "оптимизма".

Накануне десантирования, часов в 10 утра начштаба дивизии майор Ф.Т.Хамов приехал в полк узнать о ходе приготовлений. Хамов хорошо был знаком с Кузминовым и пробыл в полку до 6 часов вечера. «Настроение у бойцов и офицеров было приподнятое». (Кузминов).  Уже вечером приехал и сам комдив Богданов. Полк должен был форсировать Днепр, захватить высоту севернее с.Григоровка, затем совместно с другими частями овлядеть селом, закрепиться и удержать плацдарм до переправы главных сил дивизии.

И тут мы подходим к самому интересному. Лебединцев пишет: «Передвижений врага не наблюдалось. После выяснилось, что потрепанные части противника были отведены на удаление 15-20 км от русла реки».  И тут же «документалист» опровергает себя говоря, что на «высоте 244,5... противник успел организовать опорный пункт в 2-3 км от уреза воды».

Вот уж точно у «документалиста» правая рука не ведает, что делает левая. Ему что враг в 20 км, что в 2 км… Впрчем чего ждать от офицера который на Букрине даже взводом не командовал, а отсиделся при штабе. Кстати и в штабе он был тогда не на лучшем счету, о чём сам же и поведал. В своих сочинениях, он путает не только расстояние до противника, но и не видит его в упор. Вот что видел из своего штабного окопа товарищ Лебединцев: «В первую ночь мы успели переправить на противоположный берег только взвод пешей разведки под командованием лейтенанта Зайцева.

Она высадилась без огневого противодействия противника. Глубоким оврагом роты начали выдвигаться к высоте 244,5, где противник успел организовать опорный пункт в 2-3 км от уреза воды».

Объективности ради стоит сказать, что накануне, севернее, у Великого Букрина высадилось 12 человек лейтенанта А.Алексеева из 69-й механизированной бригады 3 Гв ТА Рыбалко и группа партизан. С самого утра 22 сентября там разгорелся бой.

Слева, южнее Григоровки на пол суток раньше высадились 4 человека из 51-й Гв ТБр: Н.Петухов, В.Сысолятин, И.Семёнов, В.Иванов и партизан А.Шаповалов.

А.Зайцев вспоминал: «Ровно в час ночи 23 сентябоя 1943 на шести небольших лодках мы отчалили от левого берега Днепра... Мы – это взвод разведки, усиленный сапёрами и автоматчиками, всего 30 человек». До правого берега они добрались без единого выстрела, но не потому, что там не было немцев, а благодаря густому туману. Может «документалист» из своего штабного окопа и не разглядел врага, но враг там был. Траншея врага «находится в сотне метров от уреза воды и флангом выходит в овраг. Накануне со своего берега мы видели здесь над оврагом дежурного немецкого пулемётчика» (А.Зайцев). Немецкого солдата взяли в плен и ещё 15 минут ушло на то, чтобы закидать траншею гранатами и очистить от остальных врагов.

«Примерно через час гитлеровцы начали контратаки... После каждой атаки нас оставалось меньше и меньше... Я переходил по траншее..заставляя как можно чаще менять позиции...

Дважды фашистам удавалось ворваться в траншею. И тогда завязывались жестокие рукопашные схватки. На войне пожалуй нет ничего страшнее рукопашной...Но труднее всего драться врукопашную в узкой тесноте траншеи...

Из 30 воинов полка, первыми форсировавших Днепр, в живых осталось 12 – двенадцать иссечёных осколками, насквозь прокопчёных порохом, обожжёных и контуженых, но не отдавших врагу ни одного из 900 метров захваченной траншеи.

И вот наконец подошла большая группа пехотинцев из батальона старшего лейтенанта Тихона Ламко» (А.Зайцев).

Выходит и враг был и бои шли, а Лебединцев их в упор не видел о чём и решил поделиться с уж очень несведущим читателем.

«Выслушали предложения сержантов, учли данные полученные нами от пленных. Выходило, что наиболее слабое место в обороне гитлеровцев было на южных склонах, спускающихся к окраине Григоровки. Фашистам, сидевшим на высоте, никакая опасность со стороны села не грозила. Всё внимание они сосредоточили на нашей траншее» (А.Зайцев). Последовал решительный штурм высоты. «Восход солнца мы встретили на вершине высоты. Перед нами открылась величественная картина форсирования Днепра. К сожалению, полюбоваться ею как следует не пришлось – из глубины обороны гитлеровцы открыли массированный артиллерийский и миномётный огонь по реке и по нашей теперь высоте» (А.Зайцев).

Терзают смутные сомнения, а что мог написать этот штабной офицер в регулярных донесениях в штаб дивизии? В Григоровке находился немецкий инженерный батальон, который и остановил продвижение роты Синашкина, которую переправили соседи танкисты. Ситуация складывалась не в нашу пользу. И только когда Кузминов направил им на помощ роту Ламко сопротивление врага было сломлено.

Как видно форсирование Днепра у Григоровки выглядит несколько иначе, чем поведал «документалист» из штабного окопа. Чтобы узнать подробности не обязательно рыться в подольских архивах – достаточно зайти в библиотеку и поинтересоваться есть ли там мемуары людей упомянутых «документалистом» и сверить прочитанное.

Если бы советские части не соблюдали маскировку накануне штурма, а направились прямиком к Днепру черпать воду касками, то штурм бы мог стать действительно героическим по количеству пролитой крови. Немцы вполне могли сорвать переправу до подхода своих основных сил. Штабной офицер Лебединцев даже соврать правоподобно не может, но командира критиковать рвётся.

Впрочем и Лебединцеву довелось пороху нюхнуть на плацдарме: «Вторым рейсом… я переправился с несколькими связистами и двумя радистками с рацией». Высадившись на захваченный берег Лебединцев развернул кипучую деятельность во вверенном ему войске: «Зная о налетах вражеской авиации, ставлю задачу: отрывать щели рядом, и высылаю связистов к командиру батальона». Может я чего не понимаю, но если связистов Лебединцев услал, то кому же приказал рыть щели? Уж не двум ли радисткам?!! Так вот кто рыл окопы для очевидца букринской трагедии. Во всяком случае других подчинённых за ним не числилось.

В советской армии существовала практика в ответственные моменты направлять в действующие части толклвых штабных офицеров для усиления, как тогда говорилось. Например при захвате Западной Украины, Белоруси и Польши в 1939 Генштаб и Академия им.Фрунзе направила на усиление офицеров в действующие войска. Такое практиковалось на всех уровнях, в частности и на Букринском плацдарме в масштабах полка. Толковых штабников отправили на усиление передовой. А на геройском посту при телефоне в штабе оставили одного Лебединцева: «Из шести помощников начальника штаба (ПНШ) только я один в штабе, другие в подразделениях». И это логично - захватив маленький плацдарм главное было удержаться, любой ценой, как угодно. Тогда именно на передовой было место граммотных офицеров, а не в штабной землянке. Если бы плацдарм не удержали, то пришлось бы снова атаковать, но уже на скомпроментированном направлении и с большими потерями.

После захвата плацдарм надо было удержать, за что отвечал всё тот же майор Кузминов. Букринская эпопея вообще вошла в историю, как одна из самых кровавых операций такого рода. Пока Лебединцев в одиночестве сидел в штабе, ПНШ направленные к передовой несли потери: «Через пару дней начальник связи и ПНШ по учету погибли, а трое получили ранения и выбыли в госпитали». Александра Лебединцева одиноко сидевшего в охраняемом штабе сия печаль миновала. Впрочем пришло время и ему взглянуть как люди воюют на плацдарме. Но на экскурсию он отправлялся не в разгар жестоких боёв, а под мерциние ночных созвездий: «Почти каждую ночь надо идти "на контроль и помощь" на передний край, проверять бдительность несения службы». Ночными прогулками «контролёра» и ограничивался весь спектр боевых заслуг «документалиста-очевидца» Александра Лебединцева. А помощь на передовой  вероятно больше пригодилась бы не ночью, когда измотанные людя спят, а в разгар боя. 

На захваченном клочке правобережной земли вспыхнули нарастающие по накалу бои. Григоровка пылала и переходила из рук в руки. А 26 сентября на плацдарме неступил настоящий апокалипсис. «Документалист» заметил, что с утра началась часовая мощнейшая артподготовка немцев. Впрочем что творилось дальше «документалист» болеющий за обойдённых героев скромно умалчивает. Вот бы ему взять и рассказать, кто что делал в тот страшный день, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что Кузминов получил Героя СССР незаслуженно. Но на самом интересном месте «документалист» умолкает, как воды в рот набрал.

Этот правдолюбивый очевидец, даже не знает, что самый страшный день для полка был не 29 сентября, а 26.

Цитирую Героя СССР Кузминова М.Я.: «К вечеру 26 сентября бой севернее Григоровки достиг наивысшего напряжения. Стремясь во что бы то ни стало сбить нас с занимаемых позиций и ликвидипровать плацдарм, фашисты яростно лезли на высоту, где был оборудован полковой наблюдательный пункт. Нас оставалось всё меньше и меньше. Кончались и боеприпасы: на каждое орудие было по 4-5 снарядов, на винтовку по 5-7 патронов, на автомат не более половины диска, а к станковым пулемётам, которых на высоте было всего два, где-то около половины ленты. Фашисты беспрерывно бомбили переправу, и доставка боеприпасов задерживалась. Положение становилось критическим». Около пяти часов немцы провели мощнейшую атаку. И если немецкую пехоту последними патронами удалось заставить лечь, то танки ворвались на позиции и начали давить уцелевших людей. Один из немецких танков переполз через НП оборудаванный в окопе и остановившись в метрах семи стал бить прямой наводкой по переправе. На том берегу лейтенант Медведев, понимая что жизнь товарищей зависит от него пошёл на переправу под огнём врага. Но сильный огонь по хилым подручным переправочным средствам и вышедший к Днепру немецкий танк - заставили повернуть назад. Фактически наступила агоня плацдарма. На высоте почти не оставалось живых. Кончились боеприпасы. Путь в Григоровку лежал открытым. Время шло буквально на минуты, т.к. оборонять высоту было уже почти некому и совсем нечем. Решив с товарищами пан-или-пропал, Кузминов приказал Бикетову вызвать на себя огонь нашей артиллерии пока ещё работала связь. Но артиллеристы не поверив потребовали к трубке комполка. Тот подтвердил приказ и по высоте 244,5 ударила вся артиллерия, что только могла стрелять. Огонь был такой силы, что из 10 немецких танков уйти успели только 3. Рядом с Кузминовым лежал молденький солдат. Когда начали бить Катюши у солдатика буквально на глазах волосы превратились из тёмно-русых в белые.

Увидев как своя артиллерия открыла огонь по ключевой высоте в штабе полка решили, что там уже не осталось никого в живых. Начштаба Ершов и политрук Гордатий чтобы спасти плацдарм подняли в атаку всех включая офицеров штаба полка, сапёров, миномётчиков, даже легкораненных. Патронов у них тоже проктически не было. Понимая что в этом бою они погибнут или победят – развернули полковое знамя, которое нёс сержант Тарасенко.

Восстановив положение Ершов с Гордатием начали искать трупы командиров, но Кузминов и Бикетов выжили, хотя были в состоянии шока. Пережить в один день  несколько вражеских атак,  залпы своих "катюш" и уцелеть доводилось немногим.

В фондах радио города, где после войны жил Кузминов сохранились его интервью. В них Герой говорит не о себе. В отличие от обличителя Лебединцева он прямо называет имена героев не получивших Звезды и рассказывает о них. И это правильно – Кузминов был комполка и рассказывать он должен не столько о себе сколько об однополчанах. Говоря про обойдёных героях Лебединцев вспоминает ординарца и повара. Ясно, что без еды не навоюеш, но уж очень примечательно из какого круга бойцов «документалист» героев высматривает. Кстати дальше штаба еда наверно плохо доходила. «В первую неделю боёв за плацдарм о горячей пище разговора вообще быть не могло. Не то что горячую – сухой паёк не всегда доставляли. Ясное дело в первую очередь переправлялись через Днепр люди, техника, боеприпасы. И те, кто шёл с левого берега на правый, меньше всего думали о пище. Каждый заботился о том, чтобы набрать гранат и патронов...

Когда становилось совсем голодно, и позволяла обстановка, мы собирали в лесу орехи и жёлуди, опавшие на землю дикие яблоки и груши, из сахарной свёклы делали сладкий чай, иногда вылавливали в Днепре глушёную рыбу. При этом на проплывавшие мимо трупы, на ржавую от крови воду особого внимания не обращали.

Сухари, правда были у нас почти всегда... Если даже один кусочек остался, последний, то и полсуток, а то и сутки можно как нибудь протянуть» (А.Зайцев).

Герой Советского Союза

Кузминов М.Я.

26 сентября 1943 лично возглавлял оборону главной высоты - 244.5 у с.Григоровка. Около 17.00 немцы начали мощную атаку,  воспользовавшись тем, что у советских бойцов кончились боеприпасы вышли к Днепру и начали расстреливать переправу. Чтобы сохранить плацдарм этот человек вызвал на себя огонь советской артиллерии и "катюш". Высота немцам не досталась. Кузминов оказался среди тех немногих, кто выжил на высоте.

Лебединцев вспоминает о поваре еду возившем, а Кузминов о девушке саниструкторе, которая взяв ППШ осталась с раненными в захваченной немцами деревне. Вот такая у людей память, кому, что сильнее запомнилось.  Многие проявили героизм: и ездовые и санинструкторы, и повора и артиллеристы, и рядовые и офицеры. Но вот последний факт.  Лебединцев: "Представления готовились писарями с кругозором колхозного счетовода, которые могли в лучшем случае записать солдата в книгу учета или заполнить «похоронку», а их заставляли делать работу по меньшей мере военного журналиста». Думаю всё дело в том, что в списки представленых не попал сам Лебединцев. А Кузминов получил бы Героя даже если бы писари были Энштейнами, поскольку директива от 9 сентября 1943 требовала за успешное форсирование крупных водных преград и закрепление на плацдарме представлять отличившихся к высшим государственным наградам, за преодоление Днепра в районе Смоленска и ниже, а также равных Днепру по трудности форсирования рек – к присвоению звания Героя Советского Союза. Лебединцев упрекает Кузминова в том, что переправу удалось начать без огневого противодействия немцев.

Вот если бы Кузминов пустил бойцов на утлых плавсредствах под немецкие пули и снаряды, тогда Лебединцев бы успокоился, тогда бы героизм полка налицо. А мы давайте скажем спасибо офицерам и в частности майору Кузминову, за то что они не гоняясь за геройством сберегли многие жизни солдат при переправе. Эти жизни очень пригодились при удержании плацдарма. Эти самые жизни враг и так скоро отнял когда обрушил авиацию, артиллерию, пехоту и танки на горстку отважных людей отрезаных от своих сил Днепром кипевшим «от разрывов вражеских бомб, снарядов и мин». На головы именно этих солдат вскоре летели реактивные снаряды немецких шестиствольных миномётов и советских «катюш». Лебединцев сообщает, что перед форсированием полк был однобатальонного состава. И этот полк сумел ФОРСИРОВАТЬ и УДЕРЖАТЬ плацдарм у Григоровки. Так неужели комполка заслужил меньшую награду чем его ординарец или полковой повар? После смерти Кузминова «документалист» осмелился обвинить его в том, что он подвергался меньшей опасности чем ординарец. А ведь если Лебединцев всерьёз занимался темой наград, то должен знать, что степень награды зависела не столько от опасности, сколько от важности заслуги перед Родиной. Скажем двух одинаково отважных бойцов представили к награде. Но один ранен пистолетной пулей, а другой взрывом танкового снаряда. Думаю награда у них будет одинаковой, несмотя на то, что танк помощнее пистолета. Вопрос о наградах Лебединцев изначально перевёл в плоскость абсурда на чём можно было бы и поставить точку.

Зайцев вспоминал как  командир дивизии полковник Богданов вызвал к себе на КП человеек 15-20 солдат, сержантов и офицеров: «Вы совершили подвиг. Но впереди бои не менее жестокие. Враг будет пытаться сбросить вас в Днепр...

Недолго длилась встреча... наверное заняла она не более 10 минут. А запомнилась на всю жизнь. Я не перестаю удивляться, как могли и как умели наши командиры в сложившейся боевой обстановке выкраивать время для того, чтобы встретиться с отличившимися, вызвать к себе, или найти в окопе, в блиндаже, на самой передовой линии сражения, побеседовать по-отечески, сказать тёплое командирское спасибо».

Как видим плацдарм захвачен и командир дивизии лично вручает награды отличившимся – «писарями с кругозором колхозного счетовода» тут и не пахнет. И речь идёт об обычных наградах. А теперь подумаем, неужели представления на высшую награду страны - звание Героя СССР полновластно распределяли тупые писари? Неужели на вручение простых орденов и медалей Богданов нашёл время, а Геройские звёзды раздали кому не попадя? Я не могу говорить про всех награждённых – может были и неточности. Надо разбираться. Для этого нужно лично знать тех людей, видеть их в боях – это дело их командиров. А по архивному листку трудно представить себе бойца и как он себя вёл. Нет у нас уже возможности проследить действия всех солдат. Но роль командира полка, Кузминова в той битве легко может проследить каждый. Для этого вовсе не нужны подольские архивы, достаточно сходить в библиотеку и взять воспоминания тех кто воевал при захвате Букринского плацдарма у села Григоворки. Ещё раз повторюсь, читайте тех, кто ВОЕВАЛ, а не сидел в штабном окопе вырытом женскими руками.

Что может понимать человек о героизме, если он осмелел лишь после смерти Героя? Зачем человеку сочинять абсолютно неправоподобные сказки, которые может легко проверить каждый по первой же книге о Букрине? Для чего с завидной регулярностью обхаивать мимоходом своего командира? Читаю я Лебединцева и понять не могу - вроде взялся он про обойдённых героев рассказывать. Так и рассказывал бы, на то и статья называется "Награды не нашли героев". Узнав, что ВСЕ Герои в полку - это случайные люди, я ожидал доказательств. Вот бы "документалисту" просто назвать по имени людей, ради которых он вроде статью затеял. Рассказать бы кто как себя проявил и не обязательно называть всех. Хотя бы нескольких, но с убедительнейшими подробностями. Но странное дело, "документалист" не называет никого из полка, кроме Кузминова. Доказательств нет и в помине. Вместо этого обличитель зачем-то детально рассказывает про гармошку и о себе.

Встаёт вопрос - а зачем собственно в статье о Героях СССР Лебединцев себя вдохновенно описывает? Зачем? Статья-то о Героях, а Лебединцев не герой - ни "первостепенный", ни "второстепенный", никакой. Может "документалист" доказывает, что тоже там был и всё видел. Но вот, то что он там узрел почему-то связано с гармошками, а не с героями.

И вот как хотите, а мне кажется, что о своей более чем скромной роли Лебединцев поведал неспроста. После того, как он бездоказательно заявил, что ВСЕ Герои не герои, читатель ищет в статье имена обойдённых. Читатель видит рассказ о Богданове (хотя он не из полка) и Лебединцеве - о комдиве и "герое" строчившем по два донесения в день: вот они Герои незамеченные!

Судьба Богданова несправедлива и трагична. Богданов был добросовестным и отважным командиром, на которых и держалась Победа. Но причём тут Лебединцев?! Рассказывая про обойдённого наградой Богданова, "документалист" мог бы заодно рассказать как обошли и Кузминова в Корсунь-Шевченковской битве. Не за награды люди отдавали жизни - потому что нельзя оценить чей-то подвиг и чью-то загубленную жизнь содержанием драгоценного металла в награде. На войне Герой гарантированно мог получить только свинец или стальной рваный осколок. Героев не щадила война и не ценило государство. Единственная справедливая награда которой достоин каждый - это наша память и уважение. Нельзя пачкать общую память лигатурой своих несостоятельных амбиций.

Не надо царапать своё постороннее имя на постаменте чужой славы.

Статьи А.Лебединцева: http://nvo.ng.ru/printed/history/2002-10-11/5_herous.html

http://www.duel.ru/200203/?03_6_1

Автор: Martin

vn-parabellum@narod.ru